Irrlicht - Der Garten Seraphinas

Und habe ich dich nicht zu meiner Königin erhoben, die du Licht warst und Schatten, Blütenquell und Niedergang, Rosenglanz in Duft und Kuss? Und bin ich nicht hinfortgezogen dich zu suchen wie ein Wanderer mit Pilgerstab? Die, die du mir Gift, gesegnet' Wasser gleichermassen schienst; und bin ich nicht, verführt von deinem lockend' Ruf, auf die Knie gesunken, als ich dich dann fand? Nun sage mir: wohin mit all' den süssen Tränen, den aufgefüllten Kelchen, den Meeren, in denen ertrunken, einstiges Glück schwindend versinkt; so still und langsam, als wäre es nie dagewesen? Wohin mit all' den Weihrauchschwaden, die sich um die Seelen ranken, den tausend Splittern brachgelegter Träume? Zierde, offenbart zu deiner Verschleierung. Deine Dienerinnen verkünden nicht die Tugend! O' Tochter einer Flamme, die sich Morgenröte nennt! Und habe ich nicht mein Angesicht an deinem Strahl verbrannt, weil ich dir zu nahe trat, denn Stumme sprechen nicht... So hab' ich dies ertragen, um Nähe zu bekunden, so dein Dunstkreis zu meiner Stätte ward. Wie ein Ritter bin ich, unerschöpflich, niemals müde, Ausgezogen deinen Stern zu suchen, das Land jenseits erdenklicher Stille zu ergründen, die Himmelsweiten, deren Horizonte unbegreifbar in der Ferne liegen. Eine Laterne nur in Händen; nackt, gleichsam gehüllt in ein Seelengewand - die zweite Reise angetreten, diesmal in mein Innerstes. Abgeglitten in der Seele Dunkelheit, so war dein Licht bei mir seit Anbeginn. Und waren es tausend Entbehrungen, die mich zu dir führten, wie ich über heilige Erde schritt: nur dein Bild vor Augen, nur dich suchte in Wäldern, Wüstensand und Meeren; in allem was lebendig schien. Bin nur dem einen Pfad gefolgt, hinfort zum Palast meiner Sehnsucht. Und Augenblicke lang erkennbar nur, wie aus dem Nichts ein Tempel ragte, ich mich meinen Träumen näher wähnte, dass Sturm und Zeit mir nichtig schien. Von Blumen dicht bewachsen, das Portal, auf dem Verkündung fand: "Dies hier ist die Ewigkeit. Tritt ein Wanderer, - zurückkehren aber wirst du nicht!" So bin ich eingetreten ruhelos die düsteren Korridore ihres Palastes, meiner Königin entlanggeschritten habe im Widerschein leuchtender Fackeln die Schatzkammern illusorischer Vorstellung ergründet. Nie im Labyrinthe verstrickt, noch in Netze mich verfangen, so war die treibend' Kraft ein Traum vor Augen. Und wusst' ich doch: nicht in Verliessen sollt' ich darben, nicht in Gewölben mich verlieren, ohne dich zu sehn, O' Unberührte! Bin immer weiter vorgedrungen, schweren Herzens dann durch Nebelschwaden, in drängend'- fieberhafter Ungeduld. Wie könnten Schleier meinen Weg durchkreuzen, wie könnte zitternd'- rasend Ungemach mich lähmen, wo wogend' Lichtglanz Nur von deiner Strahlung kündet! du warst so nah... Und glühend- durchleuchtet schien der Tempel eine letzte Pforte die mich von dir trennte. Und dann sah ich dich: im Allerheiligsten, wie du auf dem Himmelbette lagst, das einem Throne glich, inmitten deines Gartens. Zwischen Veilchen, Seidenblast und Flieder, zwischen Efeuranken, Laub und unzählbarem Blätterwerk. Du als Lilie und als Rose, als Knospe, Kelch und Blütenkrone, wo tausend Düfte in Entfaltung wogen, - nur Rausch, Begehren in mir brennt. Ich seh' dich fluten: wie wesenlos und doch erschaffen, du zwischen Mensch und Engeln stehst, du sanfte Küsse nur verströmst. Blitze mich durchleuchten in deinem gleissend' Schein. So hab' ich dich gefunden: herbe, unberechenbare Schönheit, hast den Leib in weisse Gewänder gehüllt, in durchsichtige Nacktheit gewoben. Schwarz-purpurnfarben fällt dein Haar hernieder - dein verzückend' Flammenspiel. Die Wildheit, die du auch in Augen trägst, tief- feurige Lebendigkeit aus deinen Lidern flutet; die Strahlung mich nur trunken macht! Myriaden von Tautropfen bedecken deine Stirn, erhellen dein verzückend' Angesicht. Und Haut wie Samt, gnadenreich und anmutsvoll - in Lichtglanz, Duft und Augenblick. Von Himmelsweiten nur ergriffen, ich an deinen Brüsten ruhe. Entblösst ist nun mein Herz. So habe ich durchschritten die mystische Nacht der Seele, bin emporgeschnellt inmitten einer Morgenröte - in dein unbeweglich' Königreich. Mein Lied und meine Ode, mein duftend' Mysterienspiel - Huldigung an dich, die du auf Vermählung wartest. O' Königin und Herrin dieser Kathedrale - lasse mich aus Kelchen trinken, lasse mich vom Weine kosten, der nur Trost und Schatten birgt. O' du, die man dich einst Engel der Grausamkeit nannte, hast dich verhüllt, um die zu töten, deren Herzen unrein sind. Verschmäht als Säerin, Weil deinem Schoss ein Menschensohn geboren ward. Saturnalien - Lichttropfen in Blut gehüllt, gezeugt, dass sie eines Tages zu Flammen werden, zu herzergreifenden Gebärden, zu Sternengeistern, auf die Erd' gesandt, um Herzen zu erwecken, Seelen zu entflammen, zu preisen nur dein Angesicht. Nicht mehr aus der Ferne dringt die Kunde deiner Herrlichkeit - das Paradies ist nah. Lege deinen Dolch in mich, O' Königin, bekränze mich mit einer Dornenkrone! Und ihr Kuss, einer dufterfüllenden Opiumblüte gleich, wie Schwingen andachtsvoller Trunkenheit, das Hinüberwehen in leisen Schlaf. Von schweren Lippen nur gekostet, Hat sie meine Lider wachgeküsst. O' Seraphina - so fand ich deinen Garten einst...

Разве я не возвысил тебя, сделав своей королевой, Той, которая была светом и тенью, процветанием и упадком, Розовым сиянием в тумане и поцелуем? И разве я не приехал сюда, чтобы найти тебя, как путник с тростью паломника? Ты была ядом, но показалась мне святой водой; И разве я, совращенный твоим манящим призывом, не упал на колени, Когда нашел тебя? Теперь скажи мне, Куда идти со всеми сладкими слезами, наполненными бокалами, Морями, в которых тонули, когда прежнее счастье тонет, исчезая, Так тихо и медленно, как будто его никогда и не было? Куда идти со всеми клубами фимиама, обвивающими души, С тысячью осколков разбитых мечтаний? Ты прячешься за своим украшением. Твои прислужницы не возвещают благодетель. О дочь огня, зовущая себя утренней зарей! Я не обжег свое лицо под твоими лучами, Потому что подошел слишком близко, потому что немые не разговаривают... И я смог выдержать выражение близости, И твоя атмосфера стала моим жилищем. Я, как рыцарь, неутомляемый и всегда полный сил, Отправился на поиски твоей звезды, Исследовать далекую землю безмолвия, Небесные просторы, чьи горизонты так непостижимо далеко. В руках лишь фонарь; голый, словно закутанный в одежды души, Я начал второе путешествие, на этот раз – в самого себя. Я опустился во мрак души, с самого начала со мной был твой свет. И тысячи разных нужд вели меня к тебе, Когда я шел по святой земле, Перед глазами был лишь твой образ, лишь тебя искал я в лесах, песке пустынь и морях, Во всем, что казалось живым. Я шел лишь одной тропой, к дворцу моего желания. И лишь на одно мгновение можно было различить храм, выступающий из пустоты. Я думал, что приближаюсь к своим мечтам, гроза и время казались мне ничтожными. На портале, густо заросшем цветами, была надпись: "Здесь – вечность. Входи, путник, но ты не вернешься назад!" И, охваченный волнением, я вошел во мрачные коридоры ее дворца. По пути к моей королеве при свете горящего факела Я исследовал сокровищницы призрачного представления. Я не заплутал в лабиринте, но запутался в сетях, Такова была сила, мечта перед глазами. Но я знал: Не в темницах я должен томиться, не в подвалах должен потеряться И не видеть тебя, о чистейшая! Я пробирался все дальше вперед с тяжелым сердцем через клубы тумана В нарастающем лихорадочном нетерпении. Как завесы тумана могли встать у меня на пути, как могла дрожаще-неистовая Неприятность парализовать меня, когда мерцающие отблески света Сообщались лишь твоим свечением! Ты была так близко... И освещенный жарким светом храм показал мне Последние ворота, отделявшие меня от тебя. И тогда я тебя увидел: Святейшая, ты лежала на кровати с пологом, подобной трону, В центре своего сада, Между фиалками, повиликой и сиренью, между вьющимся плющом, Листвой и бесчисленными лепестками. Ты была словно лилия, словно роза, словно бутон, чашечка и венчик, Откуда при цветении доносились тысячи ароматов. Я опьянен, и во мне горит желание. Я вижу, как ты движешься, призрачная, но существующая, ты – что-то среднее Между человеком и ангелом, ты излучаешь лишь нежные поцелуи. В твоем сиянии меня освещают молнии. Я нашел тебя, Терпкая, непредсказуемая красота, тело окутано белыми одеждами, Оплетено прозрачной наготой. Черно-пурпурные цвета опускаются по твоим волосам – Приводящая в восторг игра огня. Дикость в твоих глазах, Пылающая выразительность струится из-под твоих век, Излучение, которое пьянит меня! Мириады капель росы покрывают твой лоб, Озаряют твой восхитительный лик. И кожа – как бархат, благородна и прелестна, Сияющая и ароматная в это мгновение. Захваченный небесными просторами, я покоюсь на твоей груди. Теперь мое сердце обнажено. И я прошел через таинственную ночь души, Взлетел прямо в сердце утренней зари – в твое неподвижное королевство. Моя песня и моя ода, моя благоухающая таинственная игра, я почитаю тебя, Ты ждешь бракосочетания. О королева и госпожа этого собора, позволь мне отпить из кубка, Позволь мне пригубить вина, которое таит утешение и тень. О ты, однажды названная ангелом жестокости, ты закрылась, Чтобы убивать тех, чьи сердца нечисты. Отвержена как сеятельница, Потому что из твоего чрева вышел сын человеческий. Сатурналии – капли света покрыты кровью, рождены, чтобы однажды Стать огнем, трогательными жестами, духами звезд, Посланными на землю, чтобы пробуждать сердца, воспламенять души, Чтобы превозносить лишь твой лик. Уже не издали проникает весть о твоем величии – Рай близок. Пронзи меня своим кинжалом, о королева, Увенчай меня терновым венком! И ее поцелуй подобен благоухающему цветку опиума, крыльям Благоговейного опьянения, развевающимся в кротком сне. Я только дотронулся до нее тяжелыми губами, И она поцеловала мои глаза, чтобы я проснулся. О Серафима, однажды я нашел твой сад...